Беспокойный ум - Страница 11

Как-то на первом курсе, прогуливаясь по университетскому ботсаду, я обратила внимание на ручеек среди камней. Он живо напомнил мне сцену из «Королевских идиллий» Теннисона, что-то о Леди Озера. Эта мысль захватила меня, и я тут же побежала в книжную лавку, чтобы купить эту книгу. Я ушла из лавки, нагруженная двумя десятками томов. Одни из них действительно имели отношение к стихам Теннисона, но связь с ними других было довольно трудно проследить: «Смерть Артура» Мэлори, «Король былого и грядущего» Теренса Уайта, «Золотая ветвь» Фрэзера, «Кельтское королевство», «Письма Элоизы к Абеляру», книги Юнга, Роберта Грейвса, сказания о Тристане и Изольде, антология мифов о сотворении мира, сборник шотландских сказок. В тот момент я очень четко видела связь между этими книгами. Более того, мне казалось, что все вместе они содержат важную разгадку какой-то тайны вселенной, которую мой ум пытался постичь. Рыцарская трагедия, казалось, объясняла всю суть человеческой природы: страсти, предательства, насилие, красоту, надежды. Мой разум был убежден, что вот-вот постигнет абсолютную истину. Неудивительно, что все покупки казались мне совершенно необходимыми. Но в прозаичном реальном мире я не могла позволить себе роскошь импульсивных покупок. Я работала по двадцать-тридцать часов в неделю, чтобы оплатить учебу, и свободных денег у меня почти не оставалось. К сожалению, розовые квитанции из банка о задолженности всегда приходили в те периоды, когда после недель восторженности приходила депрессия.

Так же, как и в выпускном классе школы, учеба в эти головокружительные периоды давалась мне очень легко. Экзамены, лабораторные работы и курсовые казались удивительно простыми. Я увлекалась всевозможными политическими и общественными проектами – от антивоенных собраний до акций против убийства черепах в косметической индустрии. Однажды я пикетировала магазин косметики с самодельным плакатом в руках. На нем были кое-как изображены морские черепахи на песке, озаренные лунным светом, и красовалась крупная надпись: «Ради вашей кожи они остались без своей».

Но как за днем неизбежно следует ночь, так и мой ум после этих вспышек активности погружался во тьму. Тогда я теряла всякий интерес к учебе, чтению, друзьям, прогулкам, мечтам. Я не понимала, что со мной происходит, и каждое утро просыпалась в ужасе от того, что мне предстоит пережить еще один мучительный день. Я часами сидела в библиотеке, не в силах встать и войти в аудиторию. Я смотрела в окно, смотрела на обложки книг, перекладывала их, так и не открыв, и размышляла о том, чтобы бросить университет. Когда я все-таки добиралась до лекций, это оказывалось бесполезно. Бессмысленно и мучительно. Я почти не понимала, что происходит вокруг, и думала, что только смерть избавит меня от давящего ощущения тьмы и непонимания, которые сгущались вокруг меня. Я чувствовала себя совсем одинокой, и от наблюдения за оживленными беседами однокурсников мне делалось только хуже. Я переставала отвечать на звонки и часами лежала в горячей ванне. Иногда эти периоды отчаяния усугублялись сильнейшим беспокойством.

Мои мысли скакали с предмета на предмет. Но вместо того, чтобы витать среди космических идей, как это бывало раньше, они наполнялись жуткими звуками и образами смерти и разложения. Перед моими глазами были мертвые тела на песке, останки животных, трупы в морге с бирками на ногах. В такие периоды я становилась беспокойной, раздражительной, злой. Единственным способом облегчить это состояние было движение. Я бегала по пляжу или ходила взад-вперед по своей комнате, как медведь в зоопарке. Я не понимала, что со мной происходит, и была совершенно неспособна попросить о помощи. Мне даже не приходило в голову, что я больна. В конце концов, после лекции о депрессии на курсе психопатологии я отправилась в студенческий медцентр с намерением записаться к психиатру. Я смогла добраться лишь до порога клиники и опустилась на ступени, парализованная стыдом и страхом, не в силах ни идти дальше, ни уйти. Наверное, я просидела там больше часа, обхватив голову руками и всхлипывая. А потом ушла и больше никогда не возвращалась. Со временем депрессия отступила – но лишь затем, чтобы набрать силу перед новой атакой.

Но каждый удар судьбы в моей жизни компенсировался полосой везения. Как, например, однажды на первом курсе. Я проходила теорию личности на курсе психологии, и профессор рассказывал о разных способах оценки личности и когнитивной структуры. Он продемонстрировал нам карточки для теста Роршаха и попросил записать ответы. В тот день мой разум парил высоко благодаря колдовскому зелью нейромедиаторов, которое Господь Бог замешал в мои гены. Страницу за страницей я заполняла довольно странными ответами. Зал был большой, все передавали свои ответы вперед. Профессор зачитал несколько из них. Я услышала странный набор ассоциаций и с ужасом поняла, что это мой листок. Некоторые из заметок были смешными, другие же просто нелепыми. Весь курс смеялся, а я в оцепенении смотрела на свои ботинки.

Дочитав мелко исписанные листки, профессор попросил автора ответов остаться для разговора. Я была убеждена, что он, как профессиональный психолог, насквозь видит мою психотическую натуру. И была в ужасе. Подозреваю, на самом деле он увидел очень серьезного, решительного и довольно беспокойного человека. Но тогда, осознавая, насколько я не в порядке, я думала, что это очевидно и для него. Преподаватель предложил мне пройтись с ним до его кабинета. И пока я в уме рисовала себе картины принудительного лечения в психбольнице, он говорил, что за все годы работы не видел таких творческих ответов на тесты Роршаха. Ему хватило такта назвать творческим то, что иной назвал бы истеричным. Это был мой первый урок в распознавании тонкой границы между оригинальностью и ненормальностью, и я глубоко благодарна этому человеку за широту мышления, которая позволила ему увидеть в моем сочинении творческую, а не патологическую сторону.