Беспокойный ум - Страница 51

Бессчетные гипомании и настоящие мании – все они обогащали мою жизнь новыми способами чувствовать, ощущать и думать. Даже в пору самого острого психоза, когда в состоянии крайнего возбуждения я исступленно погружалась в галлюцинации, жила иллюзиями, я не сомневалась, что нащупываю новые закоулки в своем сердце и рассудке. От некоторых находок перехватывало дыхание – такими они были прекрасными. Мне казалось, что в такой момент не страшно умереть. Другие же картинки, мелькавшие в моей голове во время маний, оказывались столь отвратительным гротеском, что я мечтала бы их вовсе не знать и никогда впредь не видеть. Но всегда я находила внутри себя новые потайные комнаты и всегда понимала, что моя истинная сущность обязана двум вещам – любви и лекарствам. Чего я не могу – так это представить себя утомленной жизнью, потому что знаю, что в моем разуме все новые и новые лабиринты ждут моих шагов, как ждут открытия бесчисленные окна в безграничные миры.

Благодарности

Я бы не написала эту книгу без поддержки и советов друзей, семьи и коллег. Само собой, это было бы невозможно без выдающейся медицинской помощи, которую год за годом я получаю от доктора Дэниела Ауэрбаха. Всегда и во всем он проявлял себя как исключительный и глубоко сопереживающий специалист. Он не только спас мне жизнь, но и внес гигантскую лепту в мое образование.

На мое решение говорить о болезни открыто никто не повлиял сильнее, чем Фрэнсис Лир, давняя подруга, искренне поддерживавшая мою работу. Именно она всячески побуждала меня заниматься просветительской деятельностью, рассказывать о психических расстройствах. Во многом благодаря ей я приняла решение написать эту книгу. Ее поддержка и вера в мои силы помогли мне сделать все то, что я смогла за последние восемь лет.

Этим не ограничивается перечень друзей, сыгравших большую роль в написании этой книги. Я глубоко обязана Дэвиду Махони за его поддержку, а также за множество бесконечных и очень нужных мне разговоров, за восхитительную дружбу. Доктор Энтони Сторр стал одним из самых важных людей в моей жизни, и я очень признательна ему за все то, что нас связало. Мои друзья на протяжении многих лет Люси Брайант и доктор Джереми Валетски поддерживали меня с невообразимой щедростью и добротой. Джон Джулиус Норвич посвятил значительное время тому, чтобы убедить меня открыто говорить о моем маниакально-депрессивном заболевании. Он часто повторял, что такая книга принесет немало пользы. А все мои аргументы о тайне частной жизни он парировал еще более сильными доводами в пользу прямоты и открытости. Он превосходный друг, и я в долгу перед ним за его талант убеждать. Питер Сакс, поэт и преподаватель английского языка в Университете Джонса Хопкинса, прочитав все мои наброски и черновики, делился своими бесценными наблюдениями и предложениями и давал мне именно то, что было необходимо, – ободрение и поддержку. Я не знаю, как в должной мере благодарить его за потраченное время и всю эту заботу. За годы немало людей подарили мне свою дружбу и многие были столь добры, что прочитали черновики моей рукописи. Это доктор и миссис Джеймс Белленджер, доктор Сэмюел Барондс, Роберт Бурстин, доктор Харриет Брайкер, доктор Реймонд Ди Пауло, Антонелло и Кристина Фанна, доктор Эллен Франк, доктор и миссис Роберт Галло, доктор Роберт Гернер, доктор Майкл Гитлин, миссис Кэтрин Грэхем, конгрессмен и миссис Стени Хойер, Чарльз и Гвенда Хаймен, Эрл и Хелен Киндл, доктор Асанасио Коукопоулос, доктор Дэвид Купфер, Алан и Ханна Пакула, доктор Барбара Пэрри, доктор и миссис Роберт Пост, Виктор и Харриет Потик, доктор Норман Розенталь, Уильям Сафир, Стивен Смит, доктор Пола Штоссель, доктор Пер Вестергаард, доктор и миссис Джеймс Уотсон, а также профессор Роберт Винтер.

В мои самые тяжелые дни в Лос-Анджелесе доктор Роберт Фаге проявил свою исключительную дружбу – во всеоружии милосердия и мудрости он заботился обо мне, когда вокруг сгущалась тьма. В то ужасное время мой бывший муж Ален Моро был также невероятно добр и заботлив, я признательна ему за то, что наша близкая дружба прошла испытание временем. Пережить те длинные, страшные месяцы помогли мне доктора Фредерик Силверс, Гэбриел Карлсон и Регина Пэлли, каждый по-своему, но все вместе они сделали очень многое. В те дни, когда умер Дэвид Лори, несколько человек в Англии проявили ко мне особенную доброту, и спустя годы мы остались друзьями: полковник и миссис Энтони Дарлингтон, полковник Джеймс Хендерсон, командир части Дональд Стюарт и его жена Маргарет, наконец Ян и Кристин Милл.

Необыкновенную поддержку мне давал декан моего факультета в Университете Джонса Хопкинса доктор Пол Макхью, равно как и до него – доктор Луис Джолион Вест, возглавлявший направление психиатрии в бытность мою в медицинской школе Калифорнийского университета. Перед двумя учеными, бывшими моими наставниками до и после окончания университета, я всегда останусь в неоплатном личном и интеллектуальном долгу: перед профессором Эндрю Комри и Уильямом Эйчем Макглотлином. Больше, чем я могу выразить и даже осознать, я узнала как от моих студентов, так и от пациентов.

Как и многие, я была совершенно опустошена смертью издателя Эрвина Глайкса в 1994 году. Это был не просто замечательный интеллектуал и светлый ум, он был мне близким другом. Он издал мою книгу «Опаленные огнем», и я не могла представить, кому еще, кроме него, можно было бы доверить эти глубоко личные мемуары. К счастью, мне довелось работать с Кэрол Джейнвей в издательстве Knopf. Она оказалась редактором, о котором можно только мечтать. Ей присущи безупречная интуиция, огромная образованность, ум и неутомимость в намерении сделать книгу совершенной. Работать с ней было огромным удовольствием. Дэн Франк, выдающийся редактор «Хаоса» (Chaos: Making a new science), на сей раз испытал свои внушительные редакторские способности на новой разновидности хаоса, придавая структуру этой книге. Работать с коллективом Knopf было большой радостью. Максим Гроффски оказался волшебным литературным агентом: сопереживающим, живым, вовлеченным, воспринимающим, поддерживающим.